THE BELL

Есть те, кто прочитали эту новость раньше вас.
Подпишитесь, чтобы получать статьи свежими.
Email
Имя
Фамилия
Как вы хотите читать The Bell
Без спама

ПРОТОПОП

то же, что протоиерей

Большой современный толковый словарь русского языка. 2012

Смотрите еще толкования, синонимы, значения слова и что такое ПРОТОПОП в русском языке в словарях, энциклопедиях и справочниках:

  • ПРОТОПОП в Большом энциклопедическом словаре:
    обиходное название …
  • ПРОТОПОП в Большой советской энциклопедии, БСЭ:
    старший священник (поп, иерей). Устаревшее название протоиерея …
  • ПРОТОПОП
    старое, вышедшее из употребления еще в начале XIX столетия, название протоиерея, в качестве настоятеля. П. в уездах и губерниях всегда …
  • ПРОТОПОП в Энциклопедическом словарике:
    а, м., одуш. То же, что протоиерей. Протопопский - относящийся к протопопу, …
  • ПРОТОПОП в Энциклопедическом словаре:
    , -а, м. Прежнее название протоиерея. II прил. протопопский, -ая, …
  • ПРОТОПОП в Большом российском энциклопедическом словаре:
    ПРОТОП́ОП, обиходное назв. протоиерея …
  • ПРОТОПОП в Энциклопедии Брокгауза и Ефрона:
    ? старое, вышедшее из употребления еще в начале XIX столетия, название протоиерея, в качестве настоятеля. П. в уездах и губерниях …
  • ПРОТОПОП в Полной акцентуированной парадигме по Зализняку:
    протопо"п, протопо"пы, протопо"па, протопо"пов, протопо"пу, протопо"пам, протопо"па, протопо"пов, протопо"пом, протопо"пами, протопо"пе, …
  • ПРОТОПОП в словаре Синонимов русского языка:
    протоиерей, протопресвитер, …
  • ПРОТОПОП в Новом толково-словообразовательном словаре русского языка Ефремовой:
    м. То же, что: …
  • ПРОТОПОП в Словаре русского языка Лопатина:
    протоп`оп, …
  • ПРОТОПОП в Полном орфографическом словаре русского языка:
    протопоп, …
  • ПРОТОПОП в Орфографическом словаре:
    протоп`оп, …
  • ПРОТОПОП в Словаре русского языка Ожегова:
    обиходное звание …
  • ПРОТОПОП в Словаре Даля:
    протопресвитер, см. …
  • ПРОТОПОП в Современном толковом словаре, БСЭ:
    обиходное название …
  • ПРОТОПОП в Толковом словаре русского языка Ушакова:
    протопопа, м. (разг. и старин. офиц.). …
  • ПРОТОПОП в Толковом словаре Ефремовой:
    протопоп м. То же, что: …
  • ПРОТОПОП в Новом словаре русского языка Ефремовой:
    м. то же, что …
  • АВВАКУМ, ПРОТОПОП в Православной энциклопедии Древо:
    Открытая православная энциклопедия "ДРЕВО". Аввакум (Петров или Петрович) (1620 - 1682), протопоп города Юрьевца-Поволожского, вождь старообрядчества, …
  • АВВАКУМ ПЕТРОВИЧ в Краткой биографической энциклопедии:
    Аввакум Петрович, протопоп Юрьевца Поволжского, известный расколоучитель XVII века. Родился в 1620 или 1621 году в селе Григорове (теперешней Нижегородской …
  • АВВАКУМ в Литературной энциклопедии:
    протопоп — один из основоположников старообрядческого раскола, является в то же время оригинальнейшим литератором XVII в. Происходя из среды …
  • РАСКОЛ в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Евфрона:
    (об отличии его от ереси см. Ересь). I. Научная разработка вопроса о расколе. Значение раскола в русской жизни. Р., у …
  • НЕРОНОВ в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Евфрона:
    (Иоанн) — московский протопоп (1591—1670). С юношеских лет чувствуя наклонность к страннической жизни, Н. путешествовал из села в село, находя …
  • ВОНИФАТЬЕВ в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Евфрона:
    (Стефан) — протопоп московского Благовещенского собора, духовник царя Алексея Михайловича. Его личный характер и направление его деятельности выясняются особенно из …

В нижнем течении реки Печеры, в 20 километрах от современного города Нарьян-Мар, когда-то был Пустозерский острог – первый русский город в Заполярье. Сейчас этот форпост освоения Россией Севера и Сибири прекратил свое существование.

Город был заброшен в 20-х годах прошлого столетия. Ни остатков крепости, ни жилых домов в здешних тундрах не сохранилось. Только высится странный памятник: из бревенчатого сруба поднимаются, подобно двуперстию, два деревянных обелиска, увенчанных навесом-голбцом. Это памятник «пустозерским страдальцам», сожженным по преданию на этом самом месте. Один из них – протопоп Аввакум Петров, одна из самых ярких личностей эпохи церковного раскола, священник, писатель, бунтарь и мученик. Какой же была судьба этого человека, приведшая его в дикий заполярный край, где он нашел свою смерть?

Приходской священник

Родился Аввакум Петров в 1620 году в семье приходского священника Петра Кондратьева в селе Григорове под Нижним Новгородом. Отец его, по собственному признанию Аввакума, был склонен к «питию хмельному», матушка, напротив, жизни была самой строгой и тому же учила сына. В 17 лет Аввакум по приказанию матери женился на Анастасии Марковне, дочке кузнеца. Она стала ему верной женой и помощницей на всю жизнь.

В 22 года Аввакум был рукоположен в диаконы, еще через два года – в священники. В молодости Аввакум Петров знался с многими книжными людьми того времени, в том числе и с Никоном, тем самым, который впоследствии станет инициатором церковных реформ, приведших к расколу.

Однако до поры до времени их пути разошлись. Никон уехал в Москву, где быстро вошел в кружок приближенных к молодому царю Алексею Михайловичу, Аввакум стал священником села Лопатицы. Сначала в Лопатицах, затем в Юрьевце-Повольском Аввакум проявил себя таким строгим и нетерпимым к человеческим слабостям попом, что неоднократно был бит собственной паствой. Он прогонял скоморохов, обличал грехи прихожан в храме и на улице, однажды отказался благословить боярского сына за то, что тот бреет бороду.

Противник Никона

Спасаясь от разгневанных прихожан, протопоп Аввакум с семьей перебрался в Москву, где надеялся найти покровительство у своего давнего приятеля Никона и ближнего царского окружения. Однако в Москве по инициативе Никона, ставшего Патриархом, началась церковная реформа, и Аввакум довольно быстро сделался лидером ревнителей старины. В сентябре 1653 года Аввакум, написавший к тому времени ряд резких челобитных царю с жалобами на церковные нововведения и не стеснявшийся выступать против действий Никона публично, был брошен в подвал Андроникова монастыря, а затем сослан в Тобольск.

Ссыльный

Сибирская ссылка длилась 10 лет. За это время Аввакум и его семья прошли путь от относительно благополучной жизни в Тобольске до страшной Даурии – так называли в ту пору Забайкальские земли. Аввакум никак не желал смирять своего сурового, неуступчивого нрава, повсюду обличал грехи и неправду прихожан, в том числе и самых высокопоставленных, гневно клеймил нововведения Никона, которые достигали Сибири, и в результате оказывался все дальше и дальше от обжитых земель, обрекая себя и семью на более тяжелые условия жизни. В Даурии он оказался в составе отряда воеводы Пашкова. Про отношения с этим человеком Аввакум написал так: «То ли он меня мучил, то ли я ево, не знаю». Пашков не уступал Аввакуму в суровости и крутости характера, и, похоже, поставил целью сломать упрямого протопопа. Не тут-то было. Аввакум, неоднократно битый, обреченный на зимовку в «студеной башне», страдающий от ран, голода и холода, смиряться не желал и продолжал клеймить своего мучителя.

Расстрига

Наконец Аввакуму разрешили вернуться в Москву. Вначале царь и его приближенные приняли его ласково, тем более что Никон в ту пору был в опале. Впрочем, очень скоро стало ясно, что дело не в личной вражде между Аввакумом и Никоном, а в том, что Аввакум является принципиальным противником всей церковной реформы и отвергает возможность спасения в Церкви, где служат по новым книгам. Алексей Михайлович сначала увещевал его, лично и через друзей прося его угомониться и прекратить обличение церковных нововведений. Однако терпение государя все же лопнуло, и в 1664 году Аввакум был сослан в Мезень, где продолжил свою проповедь, очень горячо поддержанную в народе. В 1666 году Аввакума привезли в Москву на суд. Для этой цели специально был созван церковный собор. После долгих увещеваний и препирательств Собор постановил лишить его сана и «опроклинать». Аввакум в ответ немедленно наложил на участников собора анафему.

Аввакум был расстрижен, наказан кнутом и сослан в Пустозерск. За него заступались многие бояре, просила даже царица, но тщетно.

Мученик

В Пустозерске Аввакум просидел в земляной тюрьме на хлебе и воде 14 лет. Вместе с ним отбывали наказание другие видные деятели Раскола - Лазарь, Епифаний и Никифор. В Пустозерске мятежный протопоп написал свое знаменитое «Житие протопопа Аввакума». Эта книга стала не только ярчайшим документом эпохи, но и одним из самых значительных произведений допетровской словесности, в котором Аввакум Петров предвосхитил проблематику и многие приемы более поздней русской литературы. Помимо «Жития» Аввакум продолжал писать грамоты и послания, которые уходили из пустозерской тюрьмы и получали распространение в разных городах России. Наконец царь Федор Алексеевич, сменивший на престоле Алексея Михайловича, разгневался на одно, особенно резкое послание Аввакума, в котором тот критиковал покойного государя. 14 апреля 1682 года, в Страстную пятницу, Аввакум и трое его сподвижников были сожжены в срубе.

Старообрядческая церковь почитает протопопа Аввакума как священномученика и исповедника.

Раскол в Русской Церкви. "Житие" протопопа Аввакума

Архангельская А. В.

Протопоп Аввакум (1621–1682) – знаменитый вождь старообрядчества, ставший писателем уже в зрелом возрасте; все основные его сочинения написаны в Пустозерске, городке в устье Печоры, где он провел последние 15 лет жизни. В молодости, ставший в 21 год дьяконом, а в 23 священником, Аввакум отдал дань жанру устной проповеди, проповедовал не только в церкви перед аналоем, но "и в домех, и на распутиях", и в других селах. И лишь деятельность в кружке "ревнителей древлего благочестия", а затем активное неприятие никоновской реформы привели к возникновению большей части произведений Аввакума. Его творчество вызвано к жизни расколом в русской Церкви.

Раскол в русской Церкви был порожден целым рядом событий и мероприятий, имевших место во второй половине XVI – первой половине XVII в. Так, в 1564 был издан печатный "Апостол" Ивана Федорова, ознаменовавший собой начало новой эпохи в распространении богослужебных и других книг. В 1589 на Руси возникло патриаршество, что означало начало канонически и юридически законного периода автокефалии русской православной Церкви. В 1649 г. был создан монастырский приказ, изымавший из ведения церкви судопроизводство над людьми, живущими в церковных владениях, что представляло собой очередной шаг в постоянной позиционной борьбе между Церковью и государством, между властью духовной и светской, которая была характерна для Руси, пожалуй, с начала XVI в.

В 40-е гг. XVII в. при царском духовнике Стефане Вонифатьеве создается кружок "ревнителей древлего благочестия" из представителей московского духовенства (Никон, Иван Неронов, Федор Иванов), представителей светской власти (Ф.М. Ртищев) и провинциальных протопопов (Аввакум, Даниил, Логгин). Деятельность кружка была связана прежде всего с исправлением богослужебных книг. Появление книгопечатания поставило вопрос об исправном издании книг, вопрос необыкновенно сложный, если учесть многовековую рукописную традицию бытования канонических текстов.

Книжная справа – роковая тема московского XVII в., была в действительности гораздо сложнее, чем это обычно кажется. Московские справщики сразу оказались вовлеченными во все противоречия рукописного предания. Они много и часто ошибались, сбивались, запутывались, но не только от своего невежества. Современным текстологам очень хорошо известно, насколько многозначно и двусмысленно понятие "исправного издания". Вроде бы было очевидно, что следует ориентироваться на "древние образцы", но при этом было не совсем понятно, что это такое, поскольку возраст текста и возраст списка далеко не всегда совпадают, и нередко первоначальный состав текста мы имеем в сравнительно поздних списках. Хотелось ориентироваться на греческие образцы, но даже сам по себе вопрос о соотношении славянского и греческого текстов не так прост и отнюдь не всегда может быть сведен к более или менее простой проблеме "оригинала" и "перевода". Но в XVII в. в Москве (да и не в ней одной) пока еще не умели восстанавливать историю и генеалогию текстов, а вне исторической перспектьивы рукописи слишком часто оказываются в неразрешимом и необъяснимом разногласии, так что в ответ на вопрос о том, как это все получилось, невольно появляется догадка о сознательной или неосознанно – "порче" текстов.

Как отмечают исследователи, работу московских справщиков чрезвычайно сильно осложняла ее принудительная спешность: книги правились для практического использования и требовались немедленно. Нужно было сразу же дать "стандартное издание", надежный и однозначный текст, причем в понятии "исправности" прежде всего подчеркивался момент единообразия. В такой спешке у справщиков не хватало времени для работы по рукописям, тем более что старые греческие рукописи оказались практически недоступными по незнанию языка и палеографии. В этих условиях приходилось идти самым простым путем и опираться на современные печатные книги.

Где же в то время печатались книги, которые могли послужить образцами для московских справщиков? Во-первых, это так называемые книги "литовской печати", к которым в Москве в начале века относились весьма недоверчиво, как и к самим "белорусцам" или черкасам, которых на соборе 1620 г. было решено крестить вновь как недокрещеных обливанцев. Но, несмотря на всеобщее недоверие, эти литовские книги были, по-видимому, в самом широком употреблении. В 1628 г. было велено составить их опись по церквам, чтобы заменить московскими изданиями, - а у частных лиц они должны были быть просто изъяты. Во-вторых, это были греческие книги, печатавшиеся в "латинских" городах – в Венеции, Лютеции или самом Риме. Сохранились сведения о том, что сами греческие выходцы предостерегали от них как от порченных. Но, в силу практической неизбежности, справщики вынуждены были пользовались и подозрительными киевскими ("литовскими"), и итальянскими ("латинскими") книгами. Неудивительно, что это вызвало тревогу в широких церковных кругах, в особенности в тех случаях, когда приводило к существенным отступлениям от привычного порядка.

Первое время работа на Московском Печатном дворе велась без определенного плана. Правили и печатали книги, в которых была нужда, на которые был спрос. Но с воцарением Алексея Михайловича книжная справа получила смысл церковной реформы.

Для кружка, группировавшегося вокруг молодого царя Алексея Михайловича, вопрос о книжной справе был органичной частью общего церковного возрождения, т. к. "ревнители" выступали за благочиние и учительство. Они были убеждены, что следует принять за образец греческие книги, а вслед за этим – греческое благочиние. Далее возник глубокий и трагический парадокс: стремясь вернуться к основам греческого чина, к правилам первых веков христианства, "ревнители" вынуждены были обращаться к наиболее доступным современным печатным греческим богослужебным книгам...

Вторым вопросом, который возник перед кружком "ревнителей древлего блыгочесвтия", был вопрос о русском православном обряде. В XVII в. оживляется русское общение с православным Востоком, в Москву приезжает много греческих выходцев, иногда в очень высоком сане. Они приезжали прежде всего в надежде на материальную поддержку, в ответ их спрашивали о церковных чинах и правилах, точно так же как более ста лет назад об этом спрашивали у афонского старца Максима Грека. Из их рассказов становилось очевидно, что русские и греческие обряды подчас очень разнятся между собой. Было совершенно непонятно, как это могло случиться и что теперь следует делать. "Ревнители" были убеждены, что следует равняться по греческому примеру. Прот. Георгий Флоровский в свое время справедливо замечал, что в этом влечении и пристрастии к греческому выделяется не только личный эстетический, но и общий политический акцент: "Сам царь любил греческое, и эта любовь сочеталась у него с природным вкусом к благочинию, к мерности внутренней и внешней… И с религиозно-политической точки зрения греческое как православное тем самым входило в область единого православного царя, который в известном смысле становился ответственным и за греческое православие".

Поэтому, как отмечает Флоровский, не Никон, патриарх с 1652 г., был начинателем или изобретателем этого обрядового и бытового равнения по грекам; реформа была решена и продумана во дворце, а Никона привлекли к уже начатому делу, ввели и посвятили в уже разработанные планы. Но Никон был человеком бурным, страстным, даже опрометчивым и вложил в это дело всю силу своей натуры, так что эта попытка "огречить" русскую Церковь во всем ее быту и укладе навсегда оказалась связана с его именем. Конечно, не обрядовая реформа была жизненной темой Никона. С каким бы упорством он ни проводил эту реформу, внутренно он никогда не был ею захвачен или поглощен, хотя бы потому, что он не знал греческого языка, да так никогда и не научился, а греческим обрядом он увлекался извне. Прот. Г. Флоровский пишет: "У него была почти болезненная склонность все переделывать и переоблачать по-гречески, как у Петра впоследствии всех и все переодевать по-немецки или по-голландски. Их роднит также эта странная легкость разрыва с прошлым, эта неожиданная безбытность, умышленность и надуманность их действий. И Никон слушал греческих владык и монахов с такой же доверчивой торопливостью, с какой Петр слушал своих европейских советчиков. При всем том Никоново грекофильство совсем не означало расширения вселенского горизонта. Здесь было немало новых впечатлений, но вовсе не было новых идей. И подражание современным грекам нисколько не возвращало к потерянной традиции. Грекофильство Никона не было возвращением к отеческим традициям, не было даже и возрождением византинизма. В греческом чине его завлекала большая торжественность, праздничность, богатство, видимое благолепие. С этой "праздничной" точки зрения он и вел обрядовую реформу".

Так скрещиваются два мотива: церковное исправление и равнение по грекам. И в результате реформа все больше и больше складывается так, что именно второе оказалось главным. Мир был нестабилен, и казалось, что его "качание" может быть остановлено, если ввести строгий и единообразный чин, властный указ и точный устав, которые не оставят ни малейшего места для разноголосицы и разлада. Таким образом, позади книжной и обрядовой справы открывается очень глубокая и сложная культурно-историческая перспектива.

Прот. Г. Флоровский пишет о том, что в самом начале своих преобразовательских действий Никон обращался с длинным перечнем обрядовых недоумений в Константинополь, к патриарху Паисию, и в ответ получил обширное послание (1655), которое было составлено Мелетием Сигиром и подписано, кроме патриарха Паисия, 24 митрополитами, 1 архиепископом и 3 епископами. В этом послании говорилось о том, что только в главном и необходимом требуется единообразие и единство – в том, что относится к вере. В "чинопоследованиях" же и во внешних богослужебных порядках разнообразия и различия не только вполне допустимы, но даже исторически неизбежны, поскольку чин и устав слагаются и развиваются постепенно, в зависимости от национальных и исторических условий. Но далеко не все греки так думали и в результате не этому греческому совету последовали в Москве. Другой восточный патриарх, Макарий Антиохийский с неким увлечением и не без самодовольства указывал Никону на все "разнствия" и вдохновлял его на спешное исправление.

Выпросил у Бога светлую Россию сатана.
Аввакум


Жизнь протопопа Аввакума (Петрова) была многострадальна. Страдания Аввакум принимал, по его словам, не только от гонителей истинной веры, но и от бесов: по ночам они играли на домрах и дудках, мешая ему спать, вышибали чётки из рук во время молитвы, а то и хватали протопопа за голову и вывертывали её.

Милорадович С.Д. Путешествие Аввакума по Сибири.

Строгий ревнитель благочестия, он и сам не хотел в аду гореть, и паству свою всеми силами охранял от языков адского пламени. Вот только обременительная забота духовного отца была для прихожан хуже самой геенны огненной. И потому часто случалось так, что они били своего батюшку смертным боем: «волочили за ноги по земле прямо в ризах», — вспоминал потом Аввакум. А один начальник, придя к протопопу домой, «персты отгрыз, яко пес, зубами», и даже покушался застрелить его. Правда, и сам Аввакум легко пускал в ход кулаки, если видел поруху благочестию. Однажды, встретив скоморохов, он набросился на них, изломал бубны и маски, а «плясовых» медведей разогнал палкой.

Рвение нижегородского батюшки было замечено, и Аввакума перевели в Москву, где он вошел в ближайшее окружение царя Алексея Михайловича. Но когда патриарх Никон начал свою церковную реформу, Аввакум увидел в ней злейшую ересь, поругание всему древнему русскому православию. Назвав патриарха слугой Антихристовым, неистовый протопоп пообещал выколоть его поросячьи глазки и попарить батогами железными.

Чтобы привести мятежного батюшку в чувство, его сослали в далёкий Тобольск. Там Аввакум со своей женой терпели всякую нужду, питались травою и кореньями, а порой, вспоминал страдалец, «и что волк не доест, то доедали». Однажды матушка со вздохом спросила его, долго ли им ещё так мучиться. «До самыя смерти, Марковна», — обнадёжил жену Аввакум.

И ведь как в воду глядел. На церковном соборе 1666 года непокорного протопопа расстригли и сослали в городок Пустозёрк — «место тундряное, студёное и безлесное», куда и ворон не залетит. Заточенный в земляной поруб, Аввакум и здесь не унялся, рассылая раскольникам письма с обличениями царя и церковных иерархов. И тогда, в раннее апрельское утро 1682 года прибывшие в Пустозерск стрельцы поднесли к деревянной тюрьме Аввакума горящий факел…

Автограф Жития протопопа Аввакума

Но осталось жить «Житие протопопа Аввакума, им самим написанное» — первая русская автобиография, сделавшая ее автора родоначальником русской исповедальной прозы.

THE BELL

Есть те, кто прочитали эту новость раньше вас.
Подпишитесь, чтобы получать статьи свежими.
Email
Имя
Фамилия
Как вы хотите читать The Bell
Без спама